Эта загадочная женская душа

О!.. Она действительно, является вечной загадкой природы. И чтобы вы сами убедились в этом, я расскажу вам об одной моей знакомой "молодой особе". Ей в ту пору исполнилось года 3-4, а я только что окончил институт, был самоуверен, как все молодые люди и считал, что разбираюсь в человеческих душах не хуже католического священника. К тому же все вокруг утверждали, что дети и собаки меня как-то особенно любят, и я самонадеянно верил в это (хотя, правду говоря. не мог припомнить случаев явного обожания ни с той, ни с другой стороны).

Возможно, собаки любили меня в память того, что в детстве я не крутил им хвостов и не подсовывал в пищу перец. Отношения с детьми у меня тоже складывались всегда весьма корректно. Будучи от природы любознательным, я не упускал случая понаблюдать за задумчивыми хождениями по лужам, размазыванием грязи по ногам, ловлей головастиков и прочими весьма любопытными процедурами, совершаемыми юными гражданами нашего южного городка, когда им удавалось скрыться от родительского ока. Конечно, время от времени мне казалось, что не приди я на помощь и случится беда. Но уважая суверенитет и человеческое достоинство, все же сдерживался и не пытался оказывать услуги там, где меня об этом не просили. Возможно, в силу этого моего признания прав человека не на словах, а на деле, юные члены нашего двора относились ко мне с доверием, которое и создало вышеупомянутую репутацию среди взрослых.

          Так вот: молодая особа, о которой я начал рассказывать, проживала в соседнем подъезде и, как это иногда бывает, являлась моей племянницей. У нее были карие глаза с размером с кофейные блюдечки и такие же загадочные, как кофейная гуща, и я, разумеется, стал ее постоянным поклонником в ряду еще десятка дедушек, бабушек и прочих древних и недревних родственников. И вы, конечно, догадываетесь, что я стал самоуверенно добиваться ее расположения. Но это оказалось отнюдь не простым делом: не раз мне казалось, что ее сердце уже безраздельно принадлежит мне, а через минуту приходилось убедиться, что отвергнут в угоду какому-нибудь старому сморщенному деду, пришедшему навестить ее с плиткой шоколада.

          Единственное, что утешало - никто другой не пользовался долго расположением моей юной ветреницы, хотя и не отвергался безусловно. Единственным человеком, с которым она постоянно поддерживала холодные отношения, был один из моих дядей. И причиной тому была его щетина: даже после бритья о нее можно было поранить руку. Дело в том, что на юге существует весьма своеобразное отношение к детям. Считается, что у человека очень уж жесткое сердце, если он отпустил знакомого ребенка, не ущипнув, не потормошив его или в лучшем случае не расцеловав его в обе щеки. С точки зрения хладнокровного северянина (и в соответствие с теорией Макаренко) такое воспитание должно было бы порождать только отъявленных разбойников и бандитов. Но я с удивлением могу констатировать, что из этих исцелованных и избалованных детей часто вырастали такие уныло-честные и робкие субъекты, с которыми нормальным людям было просто неудобно жить рядом. Теперь вам, наверно, понятно, почему моя фея, завидев этого человека. с воплями скрывалась в дальних комнатах, только бы не оказаться в его руках.

          Мои "ухаживания" обычно происходили следующим образом. Возвратившись с работы и поужинав, я, если было время, отправлялся к моей избраннице. Разумеется, она была занята самым серьезным делом, какое только водится в роду человеческом: укладывала свою "Катю" спать, стирала пеленки, стараясь, разумеется, залезть по пояс в ванну, когда никого не оказывалось рядом, то… да мало ли дел по хозяйству - целый день человек в работе.

          Очевидно, чувствуя мое расположение (Александр Сергеевич, до чего же Вы тонко знали женскую душу), моя юная красавица встречала меня довольно равнодушно, почти холодно, и подчеркнуто всеми своими действиями показывала, что ей не до меня, и что пора бы мне образумится и перестать ей надоедать. Я униженно и покорно стоял и выпрашивал хоть один благосклонный взгляд. Как и все мужчины в таких случаях, я начинал упрекать ее за холодность, говорил, что я тоже человек и что мне тоже хочется поиграть с ней; что давеча она позволила моему отцу себя поцеловать и что отказывать мне в этом бесчеловечно, и что скоро я получу зарплату и наверно куплю конфеты. Нет,  женское сердце оставалось неумолимым. А  если я был особенно настойчив, она всплескивала руками, растопырив веером пальчики и с удивлением раскрыв свои и без того огромные глаза (как человек не понимает простых вещей!), говорила: "Ну, не могу я сейчас с тобой играть; видишь, Катю нужно спать укладывать".

           Бывало, я не выдерживал этой игры и, хохоча. хватал ее в обнимку, принимался скакать с ней и тормошить. Некоторое время она пыталась сохранять серьезный вид, но, чувствуя, что меня больше не проведешь. начинала звонко смеяться. И, право, в такие минуты мне казалось, что она не хуже моего понимает всю ироничность этой игры, которая так напоминает поведение взрослых в аналогичных обстоятельствах.

          Но иногда, чтобы поддержать ее вдохновение или торопясь по своим делам, я делал вид, что понимаю всю серьезность ее забот и начинал умолять ее уделить мне внимание хотя бы завтра. Конечно, она на это тут же соглашалась, надеясь, вероятно, как всякая женщина, что и завтра она сумеет поступить по-своему. На следующий день она встречала меня не менее сухо, а когда я напоминал об обещании, она делала вид, что ничего такого не помнит; либо, удивляясь моей настойчивости, и указывая на куклу, говорила: "Вот видишь, Катя написяла, нужно стирать пеленки", и разумеется принималась их "стирать", нимало не обращая на меня внимания.

          Ну, конечно. я возмущался, доказывал, что честные девочки так не поступают, и что она должна хотя бы позволить себя поцеловать. Насколько я понимаю, слово "честность" в таком возрасте значит не больше, чем сотрясение воздуха, но вот сравнение с подругами, которые так не поступают или поступают иначе, действует на женщину независимо от ее возраста одинаково сильно. Наконец, сраженная моими тонкими и изощренными доводами, она в сердцах бросает катину пеленку и со строгим видом подставляет мне свою щечку…

          Через минуту я уже изображаю лошадь, а потом карусель, а затем лезу под диван доставать ее мячик и, не успев отдышаться. вижу ее у себя на коленях с книжкой в руках и с таким выражением, как будто она вручила мне награду, заставив в десятый раз перечитывать этого проклятого "Кота в сапогах".  Но иногда она вдруг среди игры вспоминала свою роль, ее мордашка принимала серьезное выражение, и , назидательно подняв пальчик, она пыталась образумить меня, призывая "перестать валить дурака". Такой призыв, разумеется, лишь поощрял меня "валить дурака", и она, конечно, была только рада этому.

          Но вот вам пример парадоксальности женского поведения. которую ни один мужчина не может постигнуть до конца своей жизни. Стоило мне, бывало заняться своими делами и не навестить мою маленькую подругу, она открывала дверь, уверенно забиралась ко мне на колени и говорила, что она очень "скучилась" по мне. После такого признания мужское сердце прощает все обиды и тревоги, и я соглашаюсь в одиннадцатый раз читать "Кота в сапогах".

А.Ф.